Квантовая запутанность – это феномен, при котором состояния частиц оказываются взаимосвязанными независимо от расстояния между ними, даже если это тысячи километров.Частицы, выбранные для эксперимента, вели себя как единое целое, при этом, когда изменялось состояние одной частицы, менялось состояние другой, с ней связанной.Если распространить этот вывод на человеческие отношения, то оказывается, что наше внутреннее состояние способно влиять на других людей, связанных с нами, даже если мы находимся на разных сторонах земного шара. И если это так, что работая над собой, усилия свой внутренний свет, концентрируясь на своих добродетелях, мы можем передавать импульс другим на уровне состояний.
А ты чувствуешь своих близких и любимых на расстоянии?
В ней: первый опыт соавторства, проба нового жанра, год жизни, споры, ссоры, психозы и одно вдохновение на двоих, радости открытий и клёво-бредовые идеи. Много мы с тобой прошли @d_proshkin Спасибо.
У нашей новой книги бомбическая обложка❗️ Её создал истинный художник — Аль Квотион. @kvotion Люблю гениев. Они ясно и совершенно чувствуют то, что остальные чувствуют смутно. Спасибо.
Жуткое дальнодействие — это не о квантовой теории запутанности Эйнштейна. Это Она и Он. О той жуткой связи между ними, что действует на расстоянии.
✒️ Я бы бежал. От настоящего. К тебе. Стираясь в кровь. Но ни на секунду не замедляя бег. Бег как символ моей нужды в тебе. В твоих руках. В твоем голосе. Боль от этого безжалостного пути бессильна меня остановить. Я готов умереть, но не сдаться. Упасть на холодную землю и всю агонию посвятить тебе. Как что-то редкое и настоящее. И еще живое. В последний раз изучить небо. Где кружащаяся надо мной стая чаек олицетворяет тебя. И увидеть тебя в последний раз. Но нет. Я не готов. Моя нужда в тебе сильнее всего этого. Мой бег наполнен необъяснимой энергией. Которую я прятал. В себя. Веря, что это на крайний случай. И он не наступит. Наступил. Я бы бежал. От настоящего. К тебе.
В детстве, мне всегда говорили, что мой взгляд вызывает глубокое чувство вины и жалости. Конфеты, фрукты и вообще всю еду, мне несли со всех концов поездов и самолётов. Всегда! Любой, кто на меня смотрел, считал своим долгом накормить! «Не детский взгляд» — мне говорили в восемь. «В глазах вся скорбь еврейского народа» — говорил отец. «Маша, смотришь… Как будто я тебе что-то сделал?!» — говорил директор маминого театра и открывал новую коробку конфет. «Как “сто лет одиночества” глядишь» — говорила мама.
Каждая печаль, которую ты даришь, живет в моем сердце. Какую бы книгу я ни открыл, я читаю тебя. В какое бы зеркало я ни смотрел, я вижу тебя. Я не могу уйти, даже если ты скажешь уйти. Если ты скажешь, что умрешь, я буду истекать кровью. Я понял, что любить тебя…
Понял, что любить тебя – это все равно, что приблизиться к Богу.
Юмит Яшар Огузкан (22 августа 1926 — 4 ноября 1984) — турецкий поэт.
Здравствуй, Хем. Многоуважаемый и прекрасный Хем, я к тебе так, потому что считаю тебя своим давнишним другом. Пишу тебе в прошлое. Если могу, значит — возможно. Перечитала твои рассказы и романы… Но ты не подумай, это не от безделья. Хотя и была заключена на целую вечность… Я знаю, что ты видел Россию по пейзажам и дорогам Тургенева. Верил в души, описанные Достоевским, чувствовал слабость и безумие, порок и святость, одержимость азарта. Понял тоску Чехова, у которого от воды, по твоим словам, только прозрачность. Изумительная прозрачность. Ты ни у кого не встречал такого изображения войны, как у Толстого. Думаю, никто не встречал. И все это бесценное сокровище ты обрел в Париже. Удивительно. С тобой везде и всегда были книги. «Ты жил в найденном тобой новом мире: днем снег, леса и ледники с их зимними загадками и твое пристанище в деревенской гостинице «Таубе» высоко в горах, а ночью — другой чудесный мир, который дарили тебе русские писатели. Сначала русские, а потом и все остальные. Но долгое время только русские». Жаль, что ты никогда не был здесь. Но я бывала во Франции и живо представляла себе «Праздник, которой всегда с тобой». Я тоже, как и ты, считаю Париж лучшим городом. И про голод согласна. Бывает разных видов. Память — это тоже голод. И да, есть люди, которые сами не хуже весны и к ним тянешься всем своим существом. И я обязательно попробую выжать мандариновую корку в огонь. И, уж поверь, непременно напьюсь разноцветными водками. Я люблю читать тебя. У тебя всегда чудесная температура и мне нравится смотреть на мир твоими глазами. Я люблю твою горькую иронию, твою сдержанность и порядочность, выверенную точность и аккуратность в мыслях и в словах. Тебе довольно шести слов. Ты гений — это ясно всем. Но ты был могучим человеком — об этом не каждый знает. Ты любил кошек и не любил едкий запах лжи. Не любил ещё более, чем Рыбу-лоцман. И ты чертовски хорошо написал про Nada. Возможно, там и нет ничего. И, конечно, всегда есть истории, которые утрачены. Сегодня очень хороший день. Я улыбаюсь тебе из настоящего в прошлое.
Она могла довести своими выходками до бешенства, но в этом и была ее своеобразная прелесть.
Я обо всем подумаю потом, когда найду в себе силы это выдержать.
Хорошо, когда рядом мужчина, когда можно прижаться к нему, почувствовать крепость его плеча и знать, что между нею и безмолвным ужасом, наползающим из мрака, есть он. Даже если он молчит и лишь неотрывно смотрит вперед.
Она научилась говорить себе: “Я не стану думать об этом(или о том) сейчас – это слишком неприятно. Я подумаю об этом завтра”. И чаще всего, когда наступало завтра, неприятная мысль или не возникала больше или по прошествии времени уже не казалась такой неприятной.
